Ромка, слушай, он на год старше меня, у него длинные вьющиеся волосы, вы были с ним приятелями вроде бы, или друзьями, но это надо бы уточнить у тебя, а как?.. Почему вот вам туда, допустим, нельзя просто позвонить, потрепаться? "- Знаешь, с тех пор, как ты умер, этот мир словно онемел. - Херню несешь, мать. - А помнишь?..". Бред. Мы сидели на каменных ступеньках до самого рассвета, обнимались, целовались, несли чушь, мурлыкали. Я мерзла, он тискал меня, грел меня, со смехом облизывал кончик моего носа, чтобы смотреть, как я фыркаю и тру нос лапой. Ромка, у меня потрясающий лиловый засос на шее после этих посиделок, я домой пришла в шесть утра, абсолютно обгашенная, без всякого спиртного и секса, у меня розовые мозольки на ладонях от качелей, на которых меня вчера качали полвечера и абсолютно невозможная предрассветная невыспавшаяся нежность, асексуальная, бессильная, кошачья, переполняющая, когда трешься носом о плечо товарища, и более ничего, ибо не знаешь как это выразить еще. Ромка, время идет, а я осталась, кажется, той же девчонкой с таким же расчудесно ебнутым характером, с такой же жаждой приключений, с такими же вечно полупьяными светлыми глазами. И весь этот вечер, вся ситуация, все это, Ромка, конечно безумно здорово, весело, если бы этот мальчик не был так клинически, невозможно похож на тебя. Лицом, мимикой, взглядом. Когда он улыбается мне широкой, припизднутой, ТВОЕЙ улыбкой-оскалом, меня срезает напрочь. Он улыбается, а за этой улыбкой - пропасть. Пропасть моего собственного отчаяния и безверия. Я, нихрена не спавшая сегодня, ношу под сердцем, как ребенка, только одно слово: "Необратимость".
Как же тебя не хватает...