У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Рвешься на части, ежедневно выворачиваешься наизнанку, занимаешься делом своей жизни - ожиданием, вкладываешься в ожидание целиком. В процессе ожидания путаешься в чужих пальцах, в чужих словах, в чужих жизнях, а в это время бегущей строкой, упрямым рефреном в сознании одно только имя. Делаешь все, что можешь. И то, что не можешь, тоже делаешь. Не понимаешь откуда берутся на все это силы и откуда у тебя такое дьявольское терпение. Пишешь стихи, прозу, письма. Пишешь. Проживаешь за день несколько жизней. Выгораешь, вживаешься, распадаешься на атомы, собираешься в кучу, прощаешь, прощаешься, ежевечерне умираешь, чтобы ежеутренне воскресать. Мир, такой горько-сладкий, утопающий в дыме твоих сигарет, качает тебя в ладонях. А ты - до последней клетки, до истерики, отчаянно - его. И цепляешься за все устойчивые поверхности, и молишься на собственные силы (выдержать, выдержать, не отречься), и закусываешь губы - до крови. Собственным жаром, жаром лихорадки, горячечными ладонями успокаиваешь, отогреваешь. Шепчешь себе: "Отведи любую беду. Не обернись бедой". И действительно отводишь беды. Забываешь пить, есть и курить. А также спать. Забываешь обо всем. Забываешь себя.
А потом ты понимаешь, насколько всё это (всё!) было бездарно.
А потом ты понимаешь, насколько всё это (всё!) было бездарно.