У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Когда ты уходил впервые, я так плакала... Казалось, что даже глаза у меня выцвели. А теперь вот совсем не плачу. Имунна стала к твоим уходам. А может быть, просто выплакала все слезы.
Когда все только начиналось, каждый раз, как я видела тебя, у меня сердце обрывалось и падало гулко куда-то в пустоту. Даже от звука имени твоего я вздрагивала. А потом стала имунна, только в глазах при виде тебя зажигался чистый свет. Но ты об этом даже не догадывался. Ты, наверное, думал, что я всегда такая.
Ты, ознаменованный моим ночным бредом, моим ознобом, моей темной густой тоской, страхами и прочим, что ты мне оставил после себя? Пару фотографий на которых все хорошо, или хотя бы так кажется, километры переписки, несколько песен, которые мы любили, шрам на переносице, сделанный не тобой, но так с тобой связанный...
Ты прикасался ко мне и я кровоточила, становилась одной сплошной открытой раной. И кажется все же настало время штопать себя теперь.
Годы спустя я буду разглядывать морщинки у зеркала, мой взгляд зацепится за родинку на щеке, и я буду мучительно вспоминать, как же его звали, того милого эгоистичного мальчика с такой же родинкой.
Годы спустя ты даже не задашься таким вопросом. Ты и не вспомнишь, что была такая милая эгоистичная девочка с родинкой на щеке.
А там, в минувшем сентябре, по-прежнему под мостом идут бесконечные составы с углем, дрожит земля, дует ветер, а мы по-прежнему стоим на мосту под фонарем, глушим вискарь и улыбаемся друг другу.
Но сейчас... сейчас во мне огромная дыра, сквозное ранение, размером с душу, размером с тебя, размером с бога. А ты даже не догадываешься, потому что не читаешь, не читаешь, блядь, не читаешь этот гребаный дневник....
Когда все только начиналось, каждый раз, как я видела тебя, у меня сердце обрывалось и падало гулко куда-то в пустоту. Даже от звука имени твоего я вздрагивала. А потом стала имунна, только в глазах при виде тебя зажигался чистый свет. Но ты об этом даже не догадывался. Ты, наверное, думал, что я всегда такая.
Ты, ознаменованный моим ночным бредом, моим ознобом, моей темной густой тоской, страхами и прочим, что ты мне оставил после себя? Пару фотографий на которых все хорошо, или хотя бы так кажется, километры переписки, несколько песен, которые мы любили, шрам на переносице, сделанный не тобой, но так с тобой связанный...
Ты прикасался ко мне и я кровоточила, становилась одной сплошной открытой раной. И кажется все же настало время штопать себя теперь.
Годы спустя я буду разглядывать морщинки у зеркала, мой взгляд зацепится за родинку на щеке, и я буду мучительно вспоминать, как же его звали, того милого эгоистичного мальчика с такой же родинкой.
Годы спустя ты даже не задашься таким вопросом. Ты и не вспомнишь, что была такая милая эгоистичная девочка с родинкой на щеке.
А там, в минувшем сентябре, по-прежнему под мостом идут бесконечные составы с углем, дрожит земля, дует ветер, а мы по-прежнему стоим на мосту под фонарем, глушим вискарь и улыбаемся друг другу.
Но сейчас... сейчас во мне огромная дыра, сквозное ранение, размером с душу, размером с тебя, размером с бога. А ты даже не догадываешься, потому что не читаешь, не читаешь, блядь, не читаешь этот гребаный дневник....