Ночи становятся слишком длинными и холодными, слова - пустыми, память подводит. Как-то все по Бредбери. Осень.
среда, 30 сентября 2009
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Высохшая кожа рук и губ. Перестаю смотреть людям в глаза. "Слишком остро заточен твой нынешний взгляд".
Ночи становятся слишком длинными и холодными, слова - пустыми, память подводит. Как-то все по Бредбери. Осень.
Ночи становятся слишком длинными и холодными, слова - пустыми, память подводит. Как-то все по Бредбери. Осень.
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Самоизоляция. Круг общения сужается по каким-то внутренним причинам, мне неизвестным. Единственный человек, с которым я могу говорить свободно, находится за семь тысяч верст и я его никогда не видела. Но, могу. Потому что не осуждают, не обучают и не изучают. Потому что - просто и свободно.
Эта осень... Дарит ощущение какого-то глобального, простите, охуевания от этой жизни. Мне не больно, я не хочу плакать, у меня просто огромные потерянные глаза. Я не понимаю, что происходит. Происходящее воспринимается абсурдом. На пике каких-то конфликтов, в самом центре кошмара, когда обычно срываются, смотришь будто со стороны и думаешь: "Это бред. Так не бывает".
Что дальше?
Эта осень... Дарит ощущение какого-то глобального, простите, охуевания от этой жизни. Мне не больно, я не хочу плакать, у меня просто огромные потерянные глаза. Я не понимаю, что происходит. Происходящее воспринимается абсурдом. На пике каких-то конфликтов, в самом центре кошмара, когда обычно срываются, смотришь будто со стороны и думаешь: "Это бред. Так не бывает".
Что дальше?
вторник, 29 сентября 2009
16:33
Доступ к записи ограничен
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
13:00
Доступ к записи ограничен
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 28 сентября 2009
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Бессильно. Завтра напишу. Наверное.
воскресенье, 27 сентября 2009
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Уезжаю. Вернусь. Если ничего не случится, вернусь.
суббота, 26 сентября 2009
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Пью. Непрерывно. Срываюсь - иногда. Сбитые до крови ноги. Разбитое колено и ободранная ладонь. Травка, спиртное, ржач. От хохота болят скулы. Видимо, я просто скрываюсь за этой маской. Но кому какое дело?
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Ночь и у меня едет крыша. И "знакомыми цифрами номер без имени". Ночь и я еду на мотоцикле. Ночь и я пью кофе. Ночь и мне хочется вывернуться наизнанку от этого всего. Ночь и я прикладываю грелку к больной пояснице. Ночь...
Утро и я курю, завернувшись в старый махровый халат. Утро и отец шарится по порносайтам. Рядом спит его жена, моя мама.
Я грею чайник, я говорю слова, я слушаю музыку, я сижу в кресле, подогнув ногу... Я думаю о прозаке и о том, что цикличность жизни меня откровенно заебывает. Я обрабатываю фотографии. Наша совместная с Ромой - просто плакат о вреде алкоголя и наркотиков. Две пачки из-под ментоловых сигарет на столе, в одной еще осталась парочка, стакан с остатками молока, кружка с остатками кофе.
Нужно собраться, встряхнуться, вымыть волосы и пройтись за сигаретами. И, пожалуй, за антидепрессантами. А еще стоит попробовать иногда спать и есть, а не только пить. А еще... Да к черту все, вот что.
Утро и я курю, завернувшись в старый махровый халат. Утро и отец шарится по порносайтам. Рядом спит его жена, моя мама.
Я грею чайник, я говорю слова, я слушаю музыку, я сижу в кресле, подогнув ногу... Я думаю о прозаке и о том, что цикличность жизни меня откровенно заебывает. Я обрабатываю фотографии. Наша совместная с Ромой - просто плакат о вреде алкоголя и наркотиков. Две пачки из-под ментоловых сигарет на столе, в одной еще осталась парочка, стакан с остатками молока, кружка с остатками кофе.
Нужно собраться, встряхнуться, вымыть волосы и пройтись за сигаретами. И, пожалуй, за антидепрессантами. А еще стоит попробовать иногда спать и есть, а не только пить. А еще... Да к черту все, вот что.
пятница, 25 сентября 2009
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Сегодня был самый красивый закат из тех, что я видела. Самый красивый вечер. И покосившиеся дома за окном, и 250 коньяка - в одиночку, и высокие каблуки. И шальная мысль о том, что "Я мог бы выйти из окна, но помешали два крыла". И мыслепросьбы о спасении.
Не туда, не о том, не так. И, черт возьми, кто-то был прав: я стерла номер, но зачем я на него посмотрела перед этим? Теперь - наизусть. Бред. Осеннее обострение. Все будет хорошо, если пережить зиму.
Не туда, не о том, не так. И, черт возьми, кто-то был прав: я стерла номер, но зачем я на него посмотрела перед этим? Теперь - наизусть. Бред. Осеннее обострение. Все будет хорошо, если пережить зиму.
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Не надо истерик? Прости меня, впредь не буду.
Но как же мне сложно порой превратиться в камень.
Чужие, меня окружают чужие люди,
Но я не с вами, вы слышите, я не с вами.
Январь, и до Курской попутка с последней сотней,
Согретый салон, и беседа подобна чуду,
Холодная ночь, попрощавшись нырну в подворотню.
Квартира, пишу СМС, но звонить не буду.
Я так боюсь услышать твой голос,
Единственное что остается живым,
Я боюсь – ты слышишь – услышать твой голос,
Услышать насколько он стал чужим,
Он всегда был чужим.
Тяжесть болезни подразумевает поправку,
Многое стало неважным за год прошедший,
Все рассказать, чтоб успеть отменить отправку,
Все пережить, чтобы вспомнить, что время лечит.
Нафиг такси, ведь до Курской пешком удобней,
Сонный район, все дороги приводят к дому.
Снова молчит телефон, и знакомый номер
В память не занесен, но я его помню.
Тонкая ниточка между чужими,
Стандарт GSM-а накрыл города.
Знакомыми цифрами, номер без имени,
Прости за песни, за письма, слова.
Дура, ты думала все еще будет?
Чужие люди, чужие люди…
Кошка Сашка
Но как же мне сложно порой превратиться в камень.
Чужие, меня окружают чужие люди,
Но я не с вами, вы слышите, я не с вами.
Январь, и до Курской попутка с последней сотней,
Согретый салон, и беседа подобна чуду,
Холодная ночь, попрощавшись нырну в подворотню.
Квартира, пишу СМС, но звонить не буду.
Я так боюсь услышать твой голос,
Единственное что остается живым,
Я боюсь – ты слышишь – услышать твой голос,
Услышать насколько он стал чужим,
Он всегда был чужим.
Тяжесть болезни подразумевает поправку,
Многое стало неважным за год прошедший,
Все рассказать, чтоб успеть отменить отправку,
Все пережить, чтобы вспомнить, что время лечит.
Нафиг такси, ведь до Курской пешком удобней,
Сонный район, все дороги приводят к дому.
Снова молчит телефон, и знакомый номер
В память не занесен, но я его помню.
Тонкая ниточка между чужими,
Стандарт GSM-а накрыл города.
Знакомыми цифрами, номер без имени,
Прости за песни, за письма, слова.
Дура, ты думала все еще будет?
Чужие люди, чужие люди…
Кошка Сашка
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
С грелкой и закрытой форточкой. Интересно, это уже старость или еще нет?
Система полетела к чертям. Мочеполовая система.
Система полетела к чертям. Мочеполовая система.
четверг, 24 сентября 2009
12:42
Доступ к записи ограничен
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Я понимаю, что он - твой персональный сорт героина. Только, Хель, с героина и передоз может быть.
- Ага, дорогая. Он играет на тебе, а ты на нем. Это что, по-твоему, нормально?
- Может быть, это единственно возможно и правильно.
- Да ни хуя подобного! Это - ненормально.
- Как есть.
- Я ему верю.
- Оль, вот ты людям веришь?
- Нет. Но он не человек.
- Ага, он долбоеб. Ты долбоебам веришь?
- Этому - да.
А ты, наверное, прав был изначально - не нужна. Но мне нужно было вывернуть себя наизнанку, чтобы понять это. Вот такая я забавная женщина.
И по-прежнему остается путь к отступлению Это слово "Наверное". Хотя, я уже ни во что не верю и ничего не хочу.
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Пожалуй, стоит перестать пить спиртное и заткнуться. Потому что спиртное не приносит облегчения. Потому что слова пусты, не имеют смысла, да и не слышит их никто. Когда ты говоришь, как ты боишься, а человек отвечает: «Не понимаю». А я… Как я могу объяснить, что мне больно за себя саму и за него больно тоже, и эта двойная боль… Бред. «Попробуем все подшить, не ворошить, мобильные номера постирать…». Стоит, вероятнее всего, зашить себе рот.
Наверное, все. Осень не кончилась, но кончается сентябрь. Я промерзаю.
Вечером, какой-то юноша пытается поцеловать меня в сумерках предуниверситетского пространства. Говорит что-то о предопределении. Смотрю на него. Говорю "Люблю". Смотрю опять. "Не Вас".
Утро. Тушь размазана по-совиному, но не сова я, а все-таки, пожалуй, феникс. Так что, по новой. Мне не привыкать.
Наверное, все. Осень не кончилась, но кончается сентябрь. Я промерзаю.
Вечером, какой-то юноша пытается поцеловать меня в сумерках предуниверситетского пространства. Говорит что-то о предопределении. Смотрю на него. Говорю "Люблю". Смотрю опять. "Не Вас".
Утро. Тушь размазана по-совиному, но не сова я, а все-таки, пожалуй, феникс. Так что, по новой. Мне не привыкать.
среда, 23 сентября 2009
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Невозможно заснуть, невозможно подняться утром. Промерзаю до костей. Никак не могу согреться и перестать дрожать. Осень. Озноб. Пью свой утренний кофе с сигаретой, завернувшись в одеяло. Пытаюсь краситься там же. Не спасают ни теплый халат, ни носочки. Одеться - вообще подобно смерти, ибо для того, чтобы одеться, сначала надо раздеться... Может быть, стоит выпивать по пробуждении рюмку коньяка? И согрелся, и нервы успокоил. Да и весь день свободен, в конце концов.
вторник, 22 сентября 2009
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Вдох. Никотиново-горький, глубокий вдох. Тишина. Пустая комната. Холод и осеннее одиночество. Выдох. Дым в монитор. Вдох. Строки пляшут перед глазами, ощущаю себя оболочкой, пустой, звонкой, бесполезной и бессильной. Глаза стали темнее, глубже и, наверное, еще на одну вечность старше. Не сплю ночами, мечусь по комнате, как раненные звери мечутся. Выдох. Раздражение и злость на всех окружающих, окружающих, невидящих, как медленно загибается один из лучших людей. Тошнота на выдохе. Я слишком много курю. Вдох. Сигарета докурена и к черту эту пепельницу. Сминаю уголь кончиками пальцев. Выдох. Вот так, так, хорошо... Так можно на секунду перестать думать. Забыть о том, что сжигает тебя изнутри, покуда уголь сжигает твои пальцы. Вдох. Новая сигарета. Комната прокурена до полного отсутствия видимости. У меня озноб и температура. И кажется, что так холодно мне не было еще никогда. Выдох. Кашель. Ах, да. Бронхит обостряется осенью. К черту бронхит. Не до него. Вдох. Пишу. Пустые, лишние, не нужные никому слова. Слова, которыми никого не спасти, никому не помочь. Давлюсь этими словами, такими лишними и такими невысказанными. Пальцы стучат по клавишам, а рот будто зашит. Немота. Болит. Не пойму, где. Выдох. Выдох. Выдох. Выдох. Черт, кажется я забываю, как дышать...
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Научиться сходить с ума из-за всего. Стать продрогшей и юной, такой юной, какой я не была даже в юности.
Температура. Озноб. Осенний сплин.
Температура. Озноб. Осенний сплин.
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Собирайся, уходим. Как раз подходящий момент
Для того, кто не хочет прощаться и врать, что вернется –
Там на лунную трассу пролили горчащий абсент
И теперь поджигают лучом отсыревшего солнца.
Допивай свой ликер из бессонниц, страстей, полумер,
Оставляй за спиной и врагов, и любимых, и судей.
Нас крылатый таможенник выпустит в ночь, за барьер,
Где стирают беспошлинно линии жизней и судеб.
На ладонь положу двадцать семь недоверчивых лун,
Двадцать семь расстояний до неба, до чуда, до смерти,
Постою у дверей, докурю, прислонившись к стеклу –
И курьеру отдам нашу память в измятом конверте.
Это дьявольски больно – свобода от старых имен,
Забытье иероглифы шрамов рисует на теле.
Мне талоны на счастье сегодня принес почтальон
И бессрочную визу до вечности. Что ж, полетели?
Светлана Ширанкова
Для того, кто не хочет прощаться и врать, что вернется –
Там на лунную трассу пролили горчащий абсент
И теперь поджигают лучом отсыревшего солнца.
Допивай свой ликер из бессонниц, страстей, полумер,
Оставляй за спиной и врагов, и любимых, и судей.
Нас крылатый таможенник выпустит в ночь, за барьер,
Где стирают беспошлинно линии жизней и судеб.
На ладонь положу двадцать семь недоверчивых лун,
Двадцать семь расстояний до неба, до чуда, до смерти,
Постою у дверей, докурю, прислонившись к стеклу –
И курьеру отдам нашу память в измятом конверте.
Это дьявольски больно – свобода от старых имен,
Забытье иероглифы шрамов рисует на теле.
Мне талоны на счастье сегодня принес почтальон
И бессрочную визу до вечности. Что ж, полетели?
Светлана Ширанкова
понедельник, 21 сентября 2009
17:43
Доступ к записи ограничен
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
17:14
Доступ к записи ограничен
У меня нет принципов. У меня есть только нервы.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра