Сверни с проезжей части в полу- слепой проулок и, войдя в костел, пустой об эту пору, сядь на скамью и, погодя, в ушную раковину Бога, закрытую для шума дня, шепни всего четыре слога: - Прости меня.
Стыло внутри. Разговор переходит во взаимную исповедь, затем в фазу острого бреда. Реальность ускользает. Два человека из разных концов комнаты медленно движутся навстречу друг другу, пока расстояние между их лицами не сокращается до нескольких миллиметров. Я слишком затягиваю, я отвожу глаза, я прижимаюсь губами к щеке. Я боюсь. Не знаю чего, не знаю, почему. Пауза слишком растянулась. Серые глаза глядят на меня, губы выговаривают, касаясь моих губ: "Это нечестно. Я думаю об одной и обнимаю другую". Стылость внутри разрастается до невероятных размеров. Тебя целуют, ты отвечаешь и знаешь, что, на самом деле, это не ты. - Так странно, человек, разрушающий тысячелетнее одиночество моих губ, целует совсем не меня. - Прости... Стылость внутри. - Взгляни: эти огни, этот горизонт, все это - твое. - Зачем? - Чтобы сказать потом, что жил и умер не зря. - Кому сказать? - Им... - Ты еще не понял, что никого нет. Нигде. Кругом пустота. На пороге на прощание прикасаюсь губами к краешку губ. Возвращаюсь, ложусь на диван, сворачиваюсь в позу эмбриона. Чувствую приближение лихорадки. Час - с температурой в бреду. Усилием воли поднимаюсь, наливаю кофе, доползаю до компьютера. Докуриваю чужие забытые сигареты. Приходит смс: "Спасибо, что выслушала". Стыло.
Голова болит. Недосып. На улице метель и ветер. Холодно. Тихо. Хочется кофе с коньяком, тихой беседы и нежной любви под блюз среди темноты и табачного дыма. До утра. Хочется написать что-то на самом деле стоящее. Хочется дождя и запаха мокрой листвы. Хочется взглянуть на море. Хочется заплакать от радости. Хочется скинуть тупое равнодушие. Хочется… желания абстрактны, невыполнимы и не связаны с реальностью. Хочется взглянуть в прозрачные глаза Яна Кертиса. Хочется отрастить крылья. Хочется все бросить и уехать куда-нибудь, в теплые края, в Италию, во Францию, к черту на кулички. Хочется жить у осеннего моря. Всегда – у осеннего. Бред какой-то...
@настроение:
"Позволял своим связкам все звуки, помимо воя. Перешел на шепот...".
Новые духи с горьковатым оттенком. Понавешенные на одну вешалку пиджаки и брюки издали напоминают костюм химзащиты. Только почему-то с белой рубашкой. Таблетки наконец-то кончились. Болит голова. Роза на столе опустила уши. В остальном, все, как прежде: сто добровольных лет одиночества.
Ненавижу: шпильки, костюмы, белые рубашки, отсутствие новостей, антибиотки, жажду, тоску, плохой кофе, наигранность, мероприятия, на которых необходимо присутствовать. Устала.
Весна. Лужи. Сменила номер телефона. Получила в подарок свечу с вплавленными в нее настоящими кофейными зернами. Выпила коктейль на "двуспальной" качельке рядом с домом. Обожгла воском пальцы.
Слушала блюз, пила кофе и, находясь под хмельком, рассказывала собеседнику о самом больном. Потом слушала армейские истории. Смеялась. Правда все это в сети, но не суть. Хорошо.
@настроение:
"Весна... Неужели она так и пройдет?"
Хорошо. Я живу, как притихшая тварь. За кушеткою мышь доедает словарь. В окна смотрит октябрь. Хорошо бы - январь.
Зажигаю торшер посреди темноты. Календарь, как осина, роняет листы. От корней его трещины в стенах. Просты
Мои мысли. Торшер полон светом, как встарь. Интересно, по вкусу ли мыши словарь. Я впечатана в кресло, как мушка в янтарь.
Самый долгий мой путь не длиннее версты, И дороги мои широки и пусты, Несгораемых сплавов за мною мосты.
Только ветер доносит далекую гарь, Где-то стонет, обложен подушками, царь, Где-то девица падает с плачем на ларь, И извозчик заходится криками "Жарь!", И коляска стремительно катит...
Мне понятен мой мир, как студенту - букварь. Цвет обоев - туркиз, цвет небес - киноварь. Я надеюсь, что мыши по вкусу словарь, И надеюсь, что ей его хватит.
Не успела я расстроиться из-за того, что я разведена, как папа напомнил мне, что он у меня есть. Дело в том, что я живу на десятом этаже, лифт не работает, а у меня закончились сигареты. А идти за ними... Хотелось общения. Но усталость превзошла одиночество. Заставить себя одеться и выйти из дома - нереально. Гребаные антибиотики.
В общем, так. Теперь у меня две с половиной пачки сигарет, кофе и полупаковки снаффа. А еще дома много шоколада. Так что забабахаю-ка я себе кофейку и буду пересматривать "Трассу 60". И пошли все нах.
@настроение:
"..все та же хмарь в окне и все также нетронута кровать. Алебастровый мир достается мне..."
Нет. Не сблизят нас совместно пережитые трудности. Все по-другому, нежели раньше. Не станем мы близкими друзьями. Даже просто друзьями, даже просто близкими, даже приятелями. Никем. Не потому, что разные, не потому что не понимаем. Похожие, понимаем. Просто. Просто не хочу. Просто уже - не нужно. Неинтересно. И, что самое страшное, я совсем не жалею о том, что не сбылось.
Курю. Устаю. Нюхаю табак на работе, чтоб не уснуть. Антибиотики запиваю остывшим черным кофе. Автоматически улыбаюсь. Прихожу с работы въерошенная, переодеваюсь, наливаю кофе и выхожу в интернет, дабы совершить акт взаимопонимания с чужим, в сущности человком. С человеком, которого я видела дважды и мельком. Радуюсь этому взамопониманию, как ребенок - солнечному дню. Радуюсь и ужасаюсь. Ужасаюсь тому, что если назавтра этот человек исчезнет, я не слишком долго буду помнить о нем. От этой мысли хочется биться головой о стену. Когда же я успела стать такой пустой, холодной, равнодушной, сквозной... Кому я нужна? Никому. Кто мне нужен? Никто.
"Вы настолько одиноки, что у Вас даже врага нет" - цитирует собеседник, выслушивая меня.
Верно, все верно. А больше мне и сказать-то нечего. Пусты мои дни.
@настроение:
"И если ты хочешь - сними эту накипь с моего сердца..."
Вспоминать, но реже, не по звонку Заскучавшей боли, уподобляя Сердце раненому зверьку, - Так до воя можно дойти, до лая, Так дичают, всякий теряя стыд От того, что пахнет полынью донник, От того, что эта земля стоит Не на трех китах, а на двух ладонях...
Я приняла душ и надела любимый халат. Я купила хороших сигарет и сейчас пойду варить свой лучший кофе. Я никого не жду сегодня. Просто. У меня холод вдоль позвоночника и остаточное тепло в руках. Мне как-то странно внутри. Ты станешь причиной сотен стихов и тысяч зарисовок. "Я не драматизирую, я держу тебя за руку". Сцепленные продрогшие пальцы и "поверь, на небесах только и разговоров, что о море". Моя сухая утренняя ладонь на твоей сонной щеке. Мы чужие здесь. Мы чужие внутри себя. Мы чужие друг другу.
Завтра я рассчитаюсь с долгами за учебу и начну сдавать разницу в учебных планах. В cубботу я перестану пить и займусь здоровьем. Придется. Пожалуй, стоит найти еще одну работу. Стоит найти опасное хобби. Найти себя. Найти новых людей в жизни. Посмотреть, наконец, что такое паркур - вживую. Влюбиться. Съездить к морю. Просто начать жить.
@настроение:
"Больше не будет больно и плохо, сегодня не кончится никогда..."
Во мне нет меня. Я растворена в запахе талого снега, сигаретного дыма, смятых, влажных от пота и спермы простыней. Во всех этих запахах – я. А во мне меня нет. Возможно, я совсем не то, что надо. Высокая, крупная, прокуренная, широкоплечая, коротко остриженная. Совсем, совсем не то. В моих карманах ветер, табачные крошки и кофейные зерна, в моей голове суицидальные склонности и цветные галлюцинации, в моих глазах – октябрьское море, в моей душе - бездна. Я пропахла дождем, смолой, железом, бензином и одиночеством. Моя кожа уже не удерживает запах близких людей, людей, чей запах хотелось бы удержать. На моих руках порезы и царапины – отметины отчаянья. Я даю порезам мужские имена. Узелки на память. Гораздо проще, чем вести дневник. Я, назло зиме, хожу в распахнутом пальто, без шапки и перчаток. Мои руки обветрены. Прикоснуться к ним щекой – сомнительное удовольствие, такое же, как потереться щекой о наждачную бумагу. Я постоянно курю и мрачно улыбаюсь. Волосы отросли и лезут в глаза. Я отбрасываю их абсолютно мужским движением руки. Я перестаю осознавать свою половую пренадлежность. Во мне нет меня. Во мне нет меня. Та, что должна была быть, вероятнее всего тонкая и белокурая, с прозрачными зелеными глазами и узкими плечиками, ее руки не изуродованы неравной борьбой, штангами, ветром и острыми предметами. Впрочем, то, что есть. Кого не устраивает – могут удалиться. Этот принцип мой отец привил мне с детства. Может быть, он был прав. А может быть, он просто не знал, что я отнесусь к этому слишком серьезно, просто не знал, что обрекает меня на одиночество. Я никогда не меняюсь подстать кому-то, я никого никогда не пытаюсь удержать. Кого не устраивает – могут удалиться. Если меня не могут принять, я растворяюсь в толпе и никогда не пытаюсь напомнить о себе. Я – только тень. Во мне нет меня. Во мне нет меня. Я бескровна, опустошена, препарирована собой же. Сердце работает вхолостую. Во мне только эта дрянная невесенняя весна вперемешку с бредом. Ворованные поцелуи, взятые взаймы объятия. И одиночество. Мое. Насовсем. Я продожаю длить себя. Через усталость, через боль, через «не могу». Пусть это уже бессмысленно. Пусть это никому не нужно. Я продолжаю длить себя. Длить то, чего нет.
Запах глинтвейна, поцелуй в губы. "Ничего личного" - фраза, которую повторяю с завидным упрямством. Лейтмотив двух дней. Плачу от безысходности, уткнувшись лицом куда-то между грудью и животом. Ладонь на моем затылке - такая теплая, такая ласковая - не моя. Мимо, мимо... Сплю. В легких блуждают хрипы. Не то, не та, не такая... Утром, стоя в ванной, глядя на свое отражение, четко и зло выговариваю: "Я тебя ненавижу, как же я тебя ненавижу...". Толку-то со всей этой ненависти? Долгая дорога. Музыка. Запах. Поцелуй в губы. "Ничего личного. Прощайте" - говорю, улыбаясь. На моих губах горечь всей полыни этого мира. Улыбка на память. Закрываю глаза, стараюсь запомнить, отпечатать на внутренней поверхности век. И холод смыкается надо мной.